Валентин Романович Томин, Стефан Борисович Грабовский
Примечания В. А. Кочеткова.
По следам героев берлинского подполья
М.:, Политиздат, 1964. Стр. 21-36, 42-45, 48-50, 96, 97.
[...]
В ожидании ответа мы засели за изучение литературы, посвященной истории антифашистского движения Сопротивления в Германии. Из показаний Писова нам было известно, что группа Рудольфа входила в какую-то разветвленную организацию, во главе которой стояли видные немецкие коммунисты. Что это за организация? Кто руководил ею? Пытаясь ответить на эти вопросы, мы тщательно изучали архивные материалы, читали все, что относилось к берлинскому подполью в годы войны.
Из записей Писова мы уже знали, что группа Рудольфа распространяла листовки, которые Истомин получал на Фридрихштрассе, в ресторане под названием «Медведь». Значит, мы должны искать тех, кто печатал и распространял эти листовки и передавал их ему, тогда будет известно, в какую берлинскую организацию входила антифашистская группа Рудольфа.
Наконец нам повезло. В архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС мы обнаружили документ, который давал нам еще одну нить, ведущую к разгадке берлинского подполья. Это была копия сообщения бывшей связной ЦК КПГ Шарлотты Бишофф о деятельности антифашистской группы «Иннере фронт» в Берлине. В нем говорилось, что эта группа выпускала листовки на пяти иностранных языках, и что в их распространении активно участвовал русский Александр Косетков. К сообщению были приложены фотографии и среди них — фотокопия учетной карточки А. Косеткова, сохранившейся в картотеке трансформаторного завода «АЕГ» в Обершёневейде, где тот работал. Кроме этих материалов мы ознакомились с письмами берлинского Института марксизма-ленинизма при ЦК СЕПГ, в которых выражалась просьба найти товарища Александра Косеткова. Попытки разыскать его в 1959 году были безрезультатны, так как сведения о том, что он якобы проживает в Москве, оказались ошибочными. Кроме того, в учетной карточке были искажены его имя и фамилия (как оказалось впоследствии, это было сделано сознательно, чтобы скрыть от нацистов прошлую антифашистскую деятельность А. Кочеткова).
Наши поиски исчезнувшего «Александра» увенчались успехом только в 1963 году. Мы получили от него из Риги письмо, а потом в Москву проехал и сам Алексей Николаевич Кочетков.
КАМРАД АЛЕКС
Небольшая группа людей, собравшихся у стола в полупустом помещении барака, внимательно слушала рассказ немецкого антифашиста. Тот проводил свою очередную беседу с заключенными «славянского» блока — чехами, поляками и русскими, интернированными в штрафном концлагере-крепости Верне1. В этом лагере, на юге Франции, рядом с испанской границей, томились иностранцы — бойцы и командиры интернациональных бригад.
Алексей Кочетков слушал сообщение о политическом положении в Германии с большим интересом. Вот уже около двух лет он сидел в Верне, в лагере сейчас ходили упорные слухи, что по соглашению с гитлеровцами французские власти будут передавать им заключенных для отправки на работу в Германию... Какая она сейчас?
Кочетков хорошо знал песню «Болотные солдаты», сложенную узниками одного из фашистских лагерей в болотах Остфризланда, близ голландской границы...
Но не вечны рабства годы.
Встанет лето над зимой.
Мы воскликнем в день свободы:
«Край родной, ты снова мой!»
Знаменитый немецкий композитор-антифашист Ганс Эйслер написал на эти слова музыку, и песня обошла весь мир. Алексей Кочетков и его друзья пели ее в Испании, на Арагонском и Теруэльском фронтах, в перерывах между боями. И здесь, в крепости, эта песня звучала на разных языках: на немецком, испанском, чешском. По-русски ее пели Георгий Клименюк, Михаил Дробязгин, Иван Стадник и другие товарищи Кочеткова.
Они знали, что застенки, тюрьмы, лагеря покрыли всю Германию, но антифашисты не прекратили своей борьбы и ведут ее повсюду: в лагерях и на свободе — в подполье.
В «славянском» блоке, так же как и в других бараках лагеря Верне существовала подпольная партийная группа. Учитывая предстоящую отправку заключенных на работу в Германию, коммунисты рекомендовали всем, кому удастся скрыть от фашистских вербовщиков свою антифашистскую деятельность уехать из крепости.
Вскоре Алексей оказался в парижском пересыльном лагере Турелль.
Жизнь Кочеткова сложилась удивительно интересно. Он родился в 1912 году в Москве, потом некоторое время жил с матерью в Риге, откуда уехал во Францию учиться. Окончив сельскохозяйственный институт в Тулузе, Алексей переехал в Париж для специализации. Там вступил в комсомол, затем стал членом Коммунистической партии Франции. В июле 1936 года2 Алексей уехал добровольцем в Испанию. Сражался на Арагонском, Теруэльском фронтах, рядом с испанцами и антифашистами других стран. После окончания гражданской войны в Испании, в 1939 году, интербригадовцы были интернированы на юге Франции. Лагеря в Сан-Си[п]риен, Гюр[с], а затем штрафной лагерь в крепости Верне — вехи пути заключенного-антифашиста Алексея Кочеткова.
В парижском пересыльном лагере он познакомился с пожилым украинцем, механиком по профессии. Из-за отсутствия каких-либо документов украинца уже долго держали здесь, и тот на правах старожила поучал прибывших новичков, что можно тут делать и чего нельзя. Механик отозвал Алексея в сторону и предложил:
— Давай вместе запишемся на работу в Берлин, а там...— он многозначительно кивнул головой и, не торопясь, отошел.
Серым мартовским днем 1941 года на одном из берлинских вокзалов остановился эшелон, прибывший из Парижа. Двери вагонов распахнулись, и на перрон шумно переговариваясь, стали выходить приехавшие. Они с любопытством оглядывались по сторонам, рассматривали немецкие надписи, прохожих и живо обсуждали что-то между собой. Среди них были и люди, обманутые лживой пропагандой о фашистском рае в Германии, и насильно мобилизованные, и бывшие интернированные, заключенные французских тюрем и лагерей. Вместе с ними попал сюда и русский — Алексей Николаевич Кочетков, числившийся по документам человеком «без гражданства».
На пересыльном пункте его направили в лагерь3 для иностранных рабочих, который находился около реки Шпрее, в юго-восточной части Берлина, в Обершёневейде. В бараке жили французы, испанцы, итальянцы, чехи, поляки, но русских, кроме него, никого не было. Алексей стал рабочим трансформаторного завода крупнейшей германской фирмы «АЕГ». Предприятие помещалось недалеко от лагеря — на Вильгельминенхофштрассе.
Здесь работали французы, итальянцы, бельгийцы, голландцы, поляки, чехи. Число рабочих, приехавших в Берлин из европейских стран, непрерывно увеличивалось. Как правило, они приезжали по контрактам на год, их зарплата была ниже чем у немецких рабочих той же квалификации. Но так как курс марки в гитлеровской Германии был искусственно поднят довольно высоко, иностранцы рассчитывали, что при строгой экономии, отказывая себе во всем, они смогут помочь оставшимся на родине семьям. Эти надежды не оправдались.
От старожилов лагеря Кочетков узнал, что в цехах завода установлена военная дисциплина, работой иностранцев руководят мастера, в большинстве своем — нацисты. Они строго следят за тем, чтобы установленная норма выполнялась, и стремятся контролировать настроение и мысли рабочих. За саботаж и антифашистскую пропаганду среди людей сразу передают в гестапо.
О побеге без документов и денег нечего и думать, это Алексей понял сразу. Оставался один путь...
Пользуясь тем, что иностранцы довольно свободно выходили из лагеря, Кочетков через несколько дней, вечером, отправился в город на поиски советского посольства. Оно находилось в центре города, на Унтер-ден-Линден.
Его принял один из сотрудников посольства, внимательно выслушал. Алексей просил помочь ему вернуться на Родину, в Советский Союз. Он показал ему единственный документ, удостоверяющий его личность, — книжку бойца интербригады Алексея Кочеткова. Но тот в ответ только развел руками — для оформления визы этого явно было недостаточно.
Всячески ругая себя за то, что не сохранил нужные документы, Алексей удрученный возвращался в лагерь. Надежда на возвращение рухнула окончательно.
* * *
С небольшой тележкой Кочетков ежедневно курсировал по цехам завода «АЕГ-ТРО», развозя различные детали, получаемые на складе. Такая работа давала ему возможность хорошо изучить различные стороны производства, категории рабочих, условия их труда и настроение. Особенно его интересовали иностранцы. Алексей хорошо знал французский язык, немного — итальянский, испанский, немецкий, понимал чешский. Это давало ему возможность объясняться почти со всеми. Постепенно, день за днем, у него появились надежные знакомства среди итальянцев, французов и чехов. Худощавый черноволосый итальянец Марио, электросварщик чех Ян, уравновешенный француз слесарь Жозеф составили ядро будущей антифашистской группы. Его товарищи были скромными, серьезными людьми, и хотели сделать то, что считали самым важным, — бороться против фашистской чумы. Кочетков знал, что на них можно положиться, они будут надежными бойцами. Друзья звали его «камрад Алекс».
Вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз явилось полной неожиданностью для большинства рабочих трансформаторного завода. Никогда Алексей Кочетков не чувствовал такого прилива ненависти к фашистским захватчикам и гитлеровскому режиму, как в эти дни. Так же, как и его товарищи-антифашисты, он переживал мучительную тревогу за судьбу социалистической Родины, за неудачи Красной Армии в первые месяцы войны, когда фашистские орды нагло двигались вперед, к Москве.
Война, развязанная гитлеровцам, заставила Алексея усиленно искать контакта с немецкими коммунистами. Еще летом 1941 года он внимательно приглядывался к пожилому кладовщику немцу Фридриху Муравскому. Среднего роста, с круглым добродушным лицом, он чем-то располагал к себе. Алексей часто приходил к нему на склад просто так — поговорить о жизни, о делах на заводе.
Через несколько дней после нападения гитлеровцев на СССР Алексей зашел в кладовую к Фридриху. Поздоровались. Муравский, помолчав, спросил:
— Что ты думаешь об этой войне, Алекс?
— Гитлер проиграет ее. Никогда фашистам не удастся победить советский народ. Вот посмотришь, мы еще отпразднуем победу...
Кочетков понимал, что говорит неосторожно, рискует поплатиться за свою горячность, но иначе поступить не мог.
В ответ на его откровенность кладовщик разразился такими проклятиями по адресу нацистов, что впервые за эти тяжелые дни Алексей почувствовал облегчение. Наконец-то он нашел еще одного единомышленника. Кочетков рассказал Фридриху Муравскому о себе, об участии в испанской войне и предложил ему свою помощь.
ВЕРНЕТОВЦЫ
Небольшой автобус переехал через мост и оказался в районе Адлерсхофа. Прямая дорога шла вдоль реки Шпрее. В машине было шесть пассажиров — пять иностранцев и один немец.
Георгий Клименюк сидел у окна, разглядывая серые, мрачные дома, тянувшиеся рядом с дорогой. На душе было тяжело — в Париже осталась жена. Он очень беспокоился о ней.
На пересыльном пункте их всех, вернетовцев, как они себя называли в память о пребывании в крепости Верне, увезли в различные районы Берлина.
С Михневичем, Стадником и другими русскими Клименюк познакомился еще в Париже. Вместе они сотрудничали в комитете «Друзей Советского Союза», за активное участие в организации помощи Испанской республике угодили в Верне. Там Георгий впервые встретился с лионским рабочим Михаилом Дробязгиным, который стал его близким другом. Где сейчас Михаил? Куда везут его, Георгия Клименюка? Невеселые мысли теснились в голове.
На Брюкенштрассе, 21, автобус въехал в ворота с надписью «Гебрюдер Дитрих»4 и во дворе остановился. Прибывшие вышли из машины. Толстяк-немец, ехавший с ними, провел их в комнату. Новички быстро расправились со скудным обедом.
Всех пятерых разместили на чердаке, где для них были поставлены старые кровати с соломенными матрацами. Хозяин вскоре сам поднялся к рабочим и познакомился с ними. Видимо, он был все-таки неплохим человеком, так как пообещал сделать все возможное для улучшения их быта. И действительно, через несколько дней старик-полицейский перестал ходить по пятам за иностранцами, так как его перевели дежурить к воротам мастерской, которые с тех пор он усердно и охранял. На чердаке появился небольшой радиоприемник, который прислал толстяк Дитрих5.
— Слушайте Францию, и вам будет веселее работать, — сказал он.
Мастерская производила мелкий и капитальный ремонт автомашин разных марок, сюда привозили фургоны торговцы-коммерсанты, частные владельцы. После начала войны с Советским Союзом в цехе стали появляться разбитые на фронте армейские автомашины. Немецкие солдаты, сопровождавшие их, рассказывали о войне страшные вещи, а некоторые даже показывали фотографии повешенных партизан.
Немецкие рабочие слушали эти рассказы с любопытством, но без одобрения. Клименюк давно заметил, что заведующий ремонтной мастерской мастер Омонский, пожилой слесарь Хубе, обойщик, моторист и еще несколько мальчишек-учеников составляли обособленную группу. Они никогда не кричали на иностранных рабочих, а, наоборот, всегда относились к ним тепло, по-товарищески. Эти люди никогда не пользовались фашистским приветствием (не поднимали руку вверх и не кричали «хайль!»). Только двое — кладовщик и агент по снабжению всюду показывали свое нацистское усердие; но в помещении мастерской они появлялись редко и поэтому не были опасны. Почти все рабочие — немцы и иностранцы терпеть их не могли.
Товарищи Георгия — двое французов и два бельгийца работой себя не утруждали. Чуть ли не ежедневно мастер вытаскивал их то из-под машины, то из-под верстака, где они крепко спали. Французы в ответ на замечания говорили, что не умеют работать, так как они — студенты и привезли их сюда насильно.
Вначале мастер Омонский и остальные рабочие-немцы относились к Клименюку настороженно — когда он подходил к ним, замолкали. Но однажды произошел случай, который все изменил. В этот день Георгий возился у автобуса. Мастер позвал его:
— Господин Клименюк!
Но тот сделал вид, что не слышит.
Омонский повторил. Георгий опять не обернулся.
Работавший с ним рядом слесарь Хубе толкнул его:
— Мастер зовет тебя.
— Я не господин. На моей Родине их давно нет.
Омонский внимательно выслушал его, подумал и спросил:
— Где же ваши господа?
— Их давно выгнали, — Георгий довольно красноречивым жестом пояснил свой ответ.
Немцы только переглянулись. С тех пор Омонский и остальные рабочие стали относиться к Клименюку значительно лучше, их былая настороженность пропала.
Пользуясь расположением хозяина [Б]итриха и мастера Омонского, иностранные рабочие — бельгийцы и французы чувствовали себя довольно свободно. Ежедневно после работы уходили они в город, и старик-полицай, терпеливо сидевший у ворот, ничего не мог с ними поделать. Он жаловался на них хозяину, но тот в ответ только отмахивался.
Скоро стал выходить в город и Георгий Клименюк. Там он встретил своего старого друга Михаила Дробязгина и привел его с собой на чердак мастерской. Наговорившись вдоволь, Георгий и Михаил пошли в контору, к хозяину. Через несколько дней Дробязгин стал работать в мастерской на Брюкенштрассе.
В один из воскресных дней у станции метро «Яновицбрюкке» Кочетков увидел Клименюка. Оба были рады неожиданной встрече, так как давно искали друг друга. Алексей хорошо знал Георгия, его трудную судьбу...
В юности Клименюк совершил страшную глупость, в которой раскаивался долгие годы. В 1920 году он из Севастополя уехал за границу. Где он только не побывал! Каких только профессий не перепробовал! В Северной Африке работал батраком, машинистом, экспедитором, продавцом. Когда хозяин гастронома в Тунисе послал смышленого юношу во Францию, то обратно Георгий не вернулся. В Париже он стал шофером такси, вступил в профсоюз. С 1926 года Георгий Клименюк член Коммунистической партии Франции. Он активно участвовал в грандиозной февральской забастовке 1934 года, преградившей путь к власти реакции и фашизму. В сентябре 1936 года за участие в организации помощи республиканской Испании Клименюк был арестован французской полицией. Начались его скитания по тюрьмам и лагерям. Из Верне ему удалось вырваться. Записавшись автомехаником, он поехал в Германию на работу. По пути побывал в Париже, но остаться там было невозможно — не было документов. Так он попал в Берлин. И вот старый друг Алексей идет с ним...
Вскоре на чердак авторемонтной мастерской зачастили гости — бывшие вернетовцы Михневич, Лейбенко, Миронов, работавшие на заводе в Рейникендорфе, и Стадник, повар небольшого ресторана на Фридрихштрассе.
В один из вечеров наверх поднялся возбужденный «камрад Алекс». Он рассказал Клименюку и Дробязгину, что только час назад познакомился с русской девушкой-морячкой по имени Зоя. Она и ее подруги — Нина, Женя, Полина работали радистками на советских теплоходах. В первый же день войны, когда они находились в Штеттине, их интернировали и вскоре привезли сюда, в Берлин. Сейчас девчата работают недалеко отсюда, на фабрике «Пертинакс».
Кочетков предложил пригласить «морячек». Девушки стали частыми гостьями «русских французов». На чердаке их всегда ждал скромный ужин, небольшие подарки для оставшихся в лагере подруг и самое главное — сводки Совинформбюро, записанные на листке бумаги. Правда, сообщения о положении на фронте были нерадостны — немецко-фашистские захватчики продвигались на восток. Но друзья верили, что придет час и гитлеровцы будут разбиты.
Однажды мастер Омонский случайно заглянул на чердак и удивленно уставился на «морячек». Георгий нашелся, он объяснил ему, что эти женщины — француженки. Они зашли на минуту и сейчас уйдут... Тот оглядел их внимательно и ушел, не сказав ни слова. На другой день он подошел в мастерской к Клименюку.
— Твои друзья — русские. Не спорь со мной, я сразу догадался.
Георгий молча слушал мастера. Тот продолжал:
— Я вас не выдам, но будьте осторожны.
С тех пор Омонский стал привозить с собой продукты и одежду, которые передавал Георгию Клименюку. Он просил все это передавать советским женщинам в подарок от немецких рабочих.
Вернетовцы были взволнованы заботой немцев о советских людях. Они видели в этой помощи выражение солидарности простых людей Германии с Советским Союзом, который ведет героическую борьбу против гитлеризма. Они были полны решимости сделать все возможное для скорейшего поражения фашизма. Они знали, что борьбу можно вести и здесь, в Берлине.
«ГИТЛЕР ВЕДЕТ НАС К КАТАСТРОФЕ...»
Когда после работы Кочетков пришел в знакомую квартиру на Фрейлигштрассе6, там его ждал Отто Грабовски. Он попросил Алексея вместе с товарищами расклеить нелегальные листовки в юго-восточном районе Берлина. Отто протянул ему большую пачку. Листовки были напечатаны на бумаге странного коричневого цвета, каждая размером с ладонь. Вверху хорошо различалась надпись по-немецки: «Гитлер ведет нас к катастрофе». Листовки, около 20 штук, были уложены в металлическую коробку (чтобы от них можно было сразу избавиться при встрече с полицией или гестапо). Вместе с коробкой Отто передал Алексею клок ваты. Мокрой ватой надлежало смачивать обратную сторону листовки перед тем, как прикрепить ее к стене. Отто объяснил также, что расклеивать листовки надо обязательно в перчатках, чтобы не оставлять на бумаге отпечатков пальцев. Он посоветовал предварительно поговорить с каждым, предупредить прямо, что дело это серьезное, в случае провала — пытки и, возможно, смерть.
Расклейку листовок Отто просил произвести через два дня, в воскресенье, по возможности во всем районе в один и тот же час — вечером.
С Отто Грабовски Алексей познакомился недавно, это было два месяца назад...
В первую субботу сентября 1941 года после работы Кочетков зашел за Муравским на склад, и они вместе вышли с завода. Предстояла важная встреча, и Алексей немного волновался. Недалеко от Фрейлигштрассе, где жил Муравский, около канала на скамейке сидел какой-то человек. Фридрих подошел к нему. Незнакомец был среднего роста, худощавый, в темном элегантном плаще. Когда Муравский представил ему Алексея, то его монгольского типа лицо с глубокими серьезными глазами осветилось улыбкой.
— Отто Грабовски, — сказал он и протянул руку.
Алексей назвал себя и обменялся с Отто крепким рукопожатием. Потом Кочетков рассказал, что на трансформаторном заводе еще летом сложилась антифашистская группа из коммунистов-иностранцев. Кроме того, ему и его русским товарищам удалось недавно установить контакт с советскими женщинами-морячками, находящимися в Иоганнистале. Пока заводская группа и его друзья из авторемонтной мастерской только регулярно слушали сводки Совинформбюро и сообщали их рабочим-иностранцам. Они прекрасно понимают, что этого мало, и надеются с помощью немецких товарищей развернуть антифашистскую работу шире, сделать ее действеннее.
И вот через два месяца после этой встречи Алексей был приглашен к Фридриху Муравскому «в гости» и там получил задание у Отто. Объяснять важность поручения никому не пришлось. Его товарищи были коммунистами и хорошо знали, что такое антифашистская борьба. Часть листовок в конвертах Кочетков передал на заводе «АЕГ-ТРО» итальянцу Марио, другие отвез испанцу Пепе. Тот был надежным парнем. Он участвовал в войне в Испании, где командовал подрывным диверсионным отрядом республиканской армии. После поражения республики Пепе был интернирован, а потом, так же как и Кочетков, попал в Берлин. Несколько листовок Алексей передал Клименюку в авторемонтную мастерскую. Остальные оставил себе.
Он выбрал Иоганнисталь и Нидершёневейде. Эти места были хорошо знакомы ему. В холодное зимнее воскресенье вечером на улицах было мало народу, погода не располагала к прогулкам. Алексей быстро приклеил несколько листовок и двинулся в сторону лагеря, где жили «морячки». Лизнув языком обратную сторону листовки (так было удобнее, вату он давно бросил), Алексей пришлепнул ее прямо на театральную афишу. Только успел он сделать это, как прямо перед ним возник прохожий. Алексей отшатнулся, тот извинился. Оказалось, укрывшись за столбом от ветра, он закуривал сигарету.
Усмехаясь, Кочетков зашагал дальше по пустынной улице, как вдруг неожиданно почувствовал, что сзади его догоняет автомашина. «Неужели выследили?» — молнией мелькнула мысль. Неуловимым движением руки Алексей избавился от металлической коробки — она мягко упала в снежный сугроб у забора.
Машина, скрипнув тормозами, остановилась. Дверь открылась. Пьяные офицеры вермахта, проклиная затемнение, попросили его указать, где находится Феликсштрассе. Кочетков, успокоенный, объяснил:
— Прямо вперед, вторая направо.
Автомобиль уехал. Алексей вытащил из снега коробку, у него оставалась еще одна — последняя листовка. Он наклеил ее на перила моста через Шпрее, около завода в Обершёневейде.
Утром следующего дня, проходя через мост на работу, Кочетков увидел эту листовку, аккуратно закрашенную серо-зеленой краской. Полиция уже успела ее заметить.
Вся группа Алексея первое задание выполнила успешно. Георгий Клименюк наклеил листовки на здании табачной фабрики «Юно» (рядом с авторемонтной мастерской), на скамейках в садике возле набережной Шпрее. Марио и Пепе также сделали свое дело. Они выдержали первое трудное испытание и теперь чувствовали себя настоящими бойцами незримого «внутреннего фронта» борьбы с фашизмом.
«ИННЕРЕ ФРОНТ»
Пробило двенадцать — обеденный перерыв, Георгий вытер тряпкой руки и оглянулся. Все рабочие вышли из цеха, только мастер Омонский возился еще, убирая инструменты в ящик. Клименюк подошел к нему.
— Возьмите.
Тот взглянул на небольшую брошюрку, которую ему протянул Клименюк, и его лицо внезапно покрылось бледностью. Быстро выхватив тоненькую книжечку из рук Георгия, мастер спрятал ее в карман. Через несколько минут он вышел, но вернулся обратно нескоро, часа через два. Только на другой день, оставшись наедине с Клименюком, мастер Омонский спросил у него, где он взял брошюру. Тот невозмутимо сообщил:
— Нашел в автобусе, в кабине.
Мастер пристально посмотрел на него, а затем сказал:
— Ищите еще... Если найдете, дайте мне. Больше никому не показывайте.
Клименюк кивнул в знак согласия головой. Он хорошо понял просьбу. С тех пор, как только он получал от Кочеткова очередной номер «Иннере фронт», сразу же передавал его мастеру Омонскому. Тот уже больше не спрашивал ни о чем, а, поблагодарив, прятал бюллетень в карман.
Впервые Кочетков познакомился с информационным бюллетенем «Иннере фронт» зимой 1941 года. Первый номер ему показал Отто Грабовски. Когда Алексей раскрыл его, то сразу обратил внимание на статью о том, что такое «Внутренний фронт», в которой говорилось о борьбе антифашистов в порабощенных гитлеровцами странах и в Германии.
Он внимательно прочитал материалы о военном положении, где сообщалось о разгроме немецко-фашистских захватчиков под Москвой и о развертывании партизанской борьбы на оккупированной территории СССР.
«Камрад Алекс» деятельно взялся за распространение подпольного журнала. Номера бюллетеня появились на заводе «АЕГ-ТРО», в мастерской «Гебрюдер [Б]итрих», в лагерях иностранных рабочих в Адлерсхофе и других районах Берлина. В те тяжкие и суровые дни мало кто знал об авторах этого антифашистского журнала...
Еще до начала второй мировой войны в Нейкельнском районе Берлина возникла антифашистская группа. Ее создали коммунисты Джон Зиг — журналист, сотрудник центрального органа КПГ «Роте фане» и Отто Грабовски — рабочий-маляр. Позже, в 1939 году, в нее вошли другие немецкие коммунисты: Герберт Грассе — рабочий-печатник, Вильгельм Гуддорф, Мартин Вейзе — журналисты, бывшие редакторы «Роте фане», и Вальтер Гуземан — бывший политредактор «Маннгеймер-арбейтер-цайтунг». С помощью Грассе, у которого сохранились в Берлине большие связи с типографскими рабочими, им удалось раздобыть печатный множительный аппарат, краску и бумагу для выпуска подпольных антифашистских изданий.
По инициативе этой группы стал выпускаться еженедельный информационный бюллетень «Иннере фронт», печатавшийся вначале на немецком, а позже и еще на пяти языках: французском, итальянском, русском, чешском и польском. Он был рассчитан в основном на немецких и иностранных рабочих, на служащих полиции и солдат.
Бюллетень печатался на плохой бумаге, форматом 35 X 21, в каждом выпуске было от 7 до 14 страниц. Номера «Иннере фронт», так же как и другие нелегальные издания группы, печатались в летнем домике братьев Отто и Макса Грабовски, находившемся в Рудове, на Банхофштрассе, 15.
Авторами большинства статей, публиковавшихся в бюллетене, были Д. Зиг, В. Гуддорф, В. Гуземан, М. Вейзе и другие антифашисты. Из-за тяжелых условий, в которых находились подпольщики, бюллетень выходил нерегулярно: 1—2 раза в месяц, иногда и еще реже.
Законы конспиративной работы соблюдались так строго, что порой авторы статей и материалов не знали издателей, а те не знали распространителей. Случалось даже так, что изготавливавший журнал человек получал от другого номер, который он уже знал наизусть.
[...]
«К ГРАЖДАНАМ СОВЕТСКОГО СОЮЗА»
Вот уже почти полгода Алексей Кочетков жил в маленькой комнатке, которую снимал у знакомого крановщика, работавшего на их заводе. Тот по просьбе Муравского согласился приютить его у себя. Домик крановщика находился на Шпиндлерсфельдерштрассе, и Алексею было здесь очень удобно. От завода — недалеко, идти минут 15—20, и самое главное — тут можно было беспрепятственно заниматься своими делами. Несмотря на значительный опыт подпольной работы, Кочетков проявлял большую неосторожность, когда прятал в своей комнате, под матрацем, получаемые от Отто листовки и даже сам писал их здесь.
Сейчас он сидел за столиком, у окна, и выводил по-русски заголовок: «К гражданам Советского Союза». В написанной им листовке немецкие рабочие передавали сердечный привет советским гражданам, вывезенным с Родины в Берлин. «Советский Союз, — писал Кочетков,— могуч и непобедим. Гитлеровцам никогда не удастся превратить наш великий народ в рабов германских империалистов. Своей героической борьбой воины Красной Армии доказывают, что могут бить фашистских захватчиков. Придет день, когда Красная Армия освободит Советскую страну от фашистских бандитов и спасет народы Европы от коричневой чумы. Привезенные в Германию советские граждане находятся в чрезвычайно тяжелом положении — они превращены в рабов германских капиталистов и помещиков, которые нещадно эксплуатируют их. Немецкие рабочие, так же как и советские люди, заинтересованы в прекращении кровопролитной войны, развязанной гитлеровской кликой. Они протягивают руку дружбы своим братьям — «восточным» рабочим и призывают их к совместной борьбе против нацистского режима. Будьте осторожны, очищайте свои ряды от предателей и агентов гестапо...»
Алексей был доволен, листовка получалась неплохой.
Через два дня при встрече с Отто он прочитал текст, и тот его одобрил. Было решено отпечатать листовку. Русского шрифта у них не было. Имитируя на восковке «кириллицу», Кочетков несколько часов переписывал текст. Когда восковка была готова, Отто Грабовски унес ее с собой.
Спустя неделю Кочетков получил у него двадцать экземпляров листовки «К гражданам Советского Союза». Он передал несколько штук Клименюку, остальные взял с собой.
Еще в мае 1942 года испанец Пепе познакомил Кочеткова в Темпельхофе с «восточником» Олегом. Молодой парень, лет семнадцати, по-юношески решительный и откровенный, понравился Кочеткову. До войны он жил в Ленинграде, учился в школе и во время каникул, находясь на оккупированной территории, попал в руки фашистов и затем был вывезен на работу в Берлин. Через некоторое время Олег познакомил «камрада Алекса» со своим товарищем, который находился в лагере для «восточных» рабочих в Адлерсхофе. В отличие от своего юного друга двадцатипятилетний Николай был немногословен и сдержан. При встречах с Кочетковым, которые происходили в небольшой рощице в Грюнау и в Трептов-парке, держался настороженно.
Алексей решил передать ему несколько листовок «К гражданам Советского Союза», рассчитывая, что тогда будет легче добиться его доверия и наладить связь с советскими гражданами в Адлерсхофе.
И вот через некоторое время Николай передал ему ответное письмо от «восточных» рабочих. Алексей поспешил сообщить содержание этого документа Отто Грабовски.
Они сидели на скамейке в парке. Алексей переводил на немецкий язык письмо. Отто внимательно слушал. Советские люди выражали сердечную признательность за братскую солидарность и сообщали, что листовки и газеты «Иннере фронт», которые им передают подпольщики, вселяют в них надежду на скорый конец нацистского режима, придают им еще больше мужества в борьбе. Они сделают все, чтобы способствовать низвержению гитлеровского режима.
ПОСЕЯННОЕ ВЗОЙДЕТ
В небольшом, тесно заставленном ящиками и деталями помещении кладовки пожилой рабочий-немец что-то с увлечением рассказывал Муравскому. Алексей прислушался. Тот описывал советские танки и пушки, которые видел на днях на выставке, организованной фашистами в Берлине. Видимо, гитлеровцы рассчитывали удивить берлинцев разбитой военной техникой противника, но получилось обратное...
— Понимаешь, у советского танка поразительно точно сварены броневые листы — всюду, независимо от крутизны и толщины! — возбужденно рассказывал рабочий.
Муравский заинтересовался, а тот стал говорить с еще большим пылом:
— Значит, русские не такие дикари, как нас пытаются убедить наци! Поверь, я-то понимаю толк в сварке.
Фридрих кивнул головой. Приятель прав. Гитлеру не удастся долго обманывать немецкий народ. Победа советских войск под Москвой, неудачи германской армии отрезвляюще будут действовать на всех.
Когда рабочий ушел, Муравский сообщил Алексею, что вечером его ждет Отто.
Лишь только стемнело, Кочетков пришел на квартиру к Фридриху. Его поразил необычно мрачный и озабоченный вид Отто. Тот долго не мог говорить, взволнованно затягиваясь сигаретой.
— Алекс, стряслась беда. Гестаповцы взяли Герберта...
Кочетков помнил Герберта Грассе, молчаливого рабочего-печатника, который помогал им доставать бумагу для листовок и несколько раз — в июне и сентябре передавал Алексею пачки номеров бюллетеня «Иннере фронт». Они вместе — Кочетков, Грабовски и Грассе обсуждали месяц назад план листовки «Второй фронт будет», и Герберт сказал, что тема эта очень злободневная, нужная и он обязательно достанет восковку. Грассе так и не успел это сделать.
— Взяты еще многие... Наши лучшие товарищи, — Отто с трудом подыскивал нужные слова.— Будь осторожен, Алекс. Береги себя. Мы еще должны бороться за дело партии и тех, кто попал в лапы гестапо...
[...]
ДРУЗЬЯ ЕДУТ «В ОТПУСК»
В субботу утром во двор авторемонтной мастерской «Гебрюдер [Б]итрих» ворвались мотоциклисты гестапо. Прибывший офицер потребовал вызвать в контору мастера. Все прекратили работу, ожидая, что же будет дальше? Через час Омонский вернулся в цех, подошел к Клименюку и сказал:
— Спрашивали о тебе. Если вызовут — ничего не рассказывай, молчи. Иначе все погибнем.
После обеда гестаповцы уехали. Георгий свободно вздохнул. Через несколько дней его вызвал к себе хозяин и посоветовал съездить в отпуск на родину — в Париж. Мастер Омонский рассказал Георгию, что в субботу приезжали за ним, так как французская полиция сообщила берлинскому гестапо, что он коммунист. Хозяину удалось убедить офицера, что «механик Клименюк хороший специалист и политикой не занимается», и поэтому его не арестовали.
А скоро Георгий получил письмо от старого товарища из Парижа. После разгрома немецко-фашистских войск у берегов Волги борьба народов Европы против оккупантов усилилась. Во Франции ширилась партизанская война, в которой активно участвовали бежавшие из фашистского плена советские солдаты и офицеры.
Вернетовцев звали в Париж для участия в общей борьбе. Как раз в те дни уполномоченный Национального фронта Гастон Ларош по поручению ЦК Коммунистической партии Франции создавал новые группы противления.
Вернетовцы снова собрались на знакомом чердаке и, обсудив все, решили выехать в Париж, воспользовавшись отпусками, которые им полагались, как иностранным рабочим.
В июле 1943 года Георгий Клименюк уехал, а за ним поехали «в отпуск» и другие. Когда Алексей Кочетков сообщил Отто, что его вызывают в Париж, тот долго не соглашался отпускать друга. Удары, нанесенные гестапо, разрушили организацию Х. Шульце-Бойзена и А. Харнака. Погибли многие, но оставшиеся в живых не прекращали героической борьбы. Антифашистская деятельность группы «Иннере фронт» не угасла, Отто Грабовски и другие подпольщики продолжали дело павших.
На последнюю встречу с «камрадом Алексом» Отто пришел вместе с товарищем, офицером Эрнстом Зибером. Знакомясь с Кочетковым, тот крепко пожал ему руку. Беседа была продолжительной. Договорились, что Алексей поедет «в отпуск», так как дальше здесь ему оставаться было опасно. На трансформаторном заводе «АЕГ-ТРО» руководство антифашистской группой возглавит Фридрих Муравский, а поддерживать все связи с лагерями «восточных рабочих» в Темпельхофе и Адлерсхофе будет поручено чеху Яну.
Расставание было грустным. Они прощались, будто предчувствуя, что больше никогда не увидятся.
* * *
В Париже с помощью Георгия Клименюка и знакомого еще по крепости Верне Дирана Воскерджяна Кочетков связался с «товарищем Андрэ» — Г. Шибановым. Спустя месяц, 3 октября 1943 года, в пригороде Парижа — Клиши на его квартире встретились старые друзья — вернетовцы: И. Михневич, В. Миронов, Г. Клименюк, А. Кочетков и другие. Когда все собрались, Г. Шибанов рассказал товарищам о проекте создания группы. После недолгих прений собравшиеся приняли решение создать массовую организацию из граждан русского происхождения и назвать ее «Союз русских патриотов». Г. Шибанову было поручено организовывать лагерные комитеты среди советских военнопленных, устраивать побеги из лагерей и помогать созданию советских партизанских отрядов; А. Кочеткову — вести разъяснительную и антифашистскую работу среди власовцев с целью привлечения их в ряды партизан, издавать печатный орган «Русский патриот» и нелегальную газету «Советский патриот», предназначенную для советских военнопленных и партизан.
Алексей Кочетков, получив искусно сделанное удостоверение на имя коммивояжера Рудольфа Вилкса и все нужные явки, уехал в качестве инструктора ЦК КПФ на север Франции, в город Лилль.
Все вернетовцы приняли активное участие в борьбе против гитлеровских захватчиков в рядах маки и в советских партизанских отрядах.
[...]
Как сложились судьбы других участников берлинского подполья?
После окончания войны, в 1945 году, вернулся на Родину, в Ригу, Алексей Николаевич Кочетков.
Немецкие товарищи долго и безуспешно искали его в Москве и нашли, как известно, недавно.
Шарлотта Бишофф, шестидесятидвухлетняя немецкая коммунистка и участница антифашистской борьбы, прислала А. Н. Кочеткову письмо, в котором писала:
«21 января 1959 года товарищ Отто Грабовски написал письмо, которое мы попытались переслать вам через Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в Москве. К сожалению, вас там не нашли, и письмо после напрасных поисков вернулось обратно.
Наш дорогой товарищ Отто осенью 1961 года после непродолжительной болезни неожиданно скончался... Прилагаю письмо Отто к вам, его завещание, написанное им как доказательство того, как он любил и ценил вас. Он постоянно говорил о вас, как об одном из самых прекрасных советских коммунистов, как об одном из лучших борцов за идеи пролетарского интернационализма. Таким мы вас считаем, и таким вы вошли в историю нашего движения Сопротивления».
Отто Грабовски писал:
«Я все еще живу в Нейкёльне, жалко, что из этого старого рабочего района, известного тебе еще с мрачных времен фашизма, я не могу сообщить ничего веселого. Старые враги Германии все еще более или менее задают здесь тон (этот район находится в Западном Берлине. — Авт.). Но так долго продолжаться не будет, я уверен, об этом позаботятся сами немецкие рабочие.
Вот уже шесть лет я являюсь функционером «Общества германо-советской дружбы» и хотел бы остаться им как можно дольше, чтобы рассказывать моим друзьям о Советском Союзе.
От имени немецких антифашистов, которым ты очень помог, я хотел бы поблагодарить тебя.
Тебя сердечно приветствует твой друг Отто Грабовски».
Немецкий коммунист Фридрих Муравский, кладовщик с завода «АЕГ-ТРО», успешно руководивший после отъезда Кочеткова заводской партийной группой умер в возрасте 70 лет в 1959 году.
Шарлотта Бишофф приняла энергичные меры, чтобы найти в берлинском Институте марксизма-ленинизма при ЦК СЕПГ архивные материалы, рассказывающие о деятельности группы «Иннере фронт». Знакомство с ними поможет А. Н. Кочеткову восстановить интереснейшие факты о героической борьбе немецких и иностранных антифашистов в берлинском подполье.
В настоящее время Алексей Николаевич живет и работает в Риге. В свободные от работы часы он садится к столу и пишет книгу о тех, кто боролся с фашизмом вдали от родины.
[...]
__________
1 Лагерь Верне находился не в крепости, а на открытой местности среди полей.
2 19 августа 1936 г.
3 В общежитие. Лагеря при заводе не было, по крайней мере в 1941-1943 годах, когда А. Н. Кочетков работал там.
4 Авторемонтная мастерская называлась «Гебрюдер Битрих».
5 Фамилия хозяина была Битрих.
6 Имеется в виду квартира в доме №9 на Фрейлигратштрассе, где жили Фридрих Муравске и его жена Мария.